"В дни царского богомолья во Флорищеву пустынь московские власти с напряжением ожидали возможного падения Киева. Воевода кн. Ф. Ю. Барятинский, недавний участник военных действий, писал 20 сентября уже из Москвы кн. П. И. Хованскому: «Чигирин турки взяли; князь Григорей нынеча службу худо показал, и хвалиться на него ни из каких людей нет; да турки ж взяли Канев, а Корсунь сдалася, а идут под Киев, и только под Киев придут, так де слава возьмут, только об ратех здеся мало добра».
В донесении 8 октября И. Келлер сообщает новые детали военного поражения войск кн. Г. Г. Ромодановского: «Исход кампании <...> был так отвратителен, что невозможно его и выразить, в результате неумелого руководства упомянутого генерала несколько тысяч лошадей погибло от голода и поскольку большое их количество было брошено в реку, то от этого была заражена и вода, и воздух, и в армии началась эпидемия, повлекшая невообразимое число жертв и которая еще даже продолжается и сейчас».
Эти два независимых отзыва представляют атмосферу уныния и даже растерянности в Москве. Толпы прибывавших в Москву раненых довершали картину военного поражения, и власти были вынуждены принять чрезвычайные меры для их размещения. 29 сентября последовал указ «занять рязанское подворье из Оптекарского приказу для леченья ратных раненых <...> в Чиги-рине и под Чигириным на боях <...> тех, которые бездомные и учнут приходить на резанское подворье для леченья, лечить дохтуром и лекарем да их поить и кормить». Среди раненых было много командиров столичного гарнизона: генерал-поручик А. А. Шепелев, генерал-майор М. О. Кравков с сыном, семь командиров стрелецких приказов и т. д. В письме 4 октября жена М. О. Кравкова эмоционально описала возвращение тяжело раненного мужа домой: «Привезли со службы великого государя из под Чигирина замертво, одва лежит на смертной постеле, што оборотим с боку на бок, то и есть, а сам ничем не владеет, ни руками, ни ногами». Страдания раненых, горе семей погибших стрельцов - все это было перед глазами московских властей.
Нидерландский резидент внимательно следил в эти дни за их действиями. В письме 8 октября он сообщал, что по возвращении Двора из Флорищевой пустыни «несколько высших русских и немецких офицеров, принимавших прошлым летом участие в кампании против турок, были допущены к целованию руки его царского величества. Кажется, все больше и больше усиливаются обвинения против генерала Григория Григорьевича Ромодановского, и если эти обвинения оправдаются, то этот генерал рискует лишиться не только своих должностей и званий, но еще и потерять жизнь, если только вмешательство его друзей и родственников, а также пожертвования больших денежных сумм -способ имеющий здесь огромное воздействие - не помогут избежать этой опасности»; «очень возможно, - пишет далее И. Келлер, - что исход этой войны будет неблагоприятным и еще более пагубным». На кн. Г. Г. Ромодановского обрушился град обвинений со всех сторон. В донесении от 5 ноября И. Келлер писал, что главный воевода «не предстал еще перед Двором, его друзья предпринимают все свои усилия перед его царским величеством, чтобы смягчить допущенные им ошибки и отнести их, с одной стороны, за счет его большого возраста, а с другой - за счет судьбы и превратностей войны. Большие суммы денег были тайно потрачены, чтобы люди сильно не распространялись о случившихся фактах, с целью спасти насколько возможно честь этой семьи. Сын упомянутого генерала, выполнявший при отце функции товарища или генерал-лейтенанта, его царским величеством разжалован, и ему приказано не показываться на глаза его царского величества, он подвергнется большой опасности, если появится здесь на публике, и с ним будет зло и грубо обращаться чернь и особенно жены убитых стрельцов, а это может даже привести к нарушению порядка и общественного спокойствия».
Последствия поражения и общее настроение
Воевода кн. Ф. Ю. Барятинский, недавний участник военных действий, писал 20 сентября уже из Москвы кн. П. И. Хованскому:
«Чигирин турки взяли; князь Григорей нынеча службу худо показал, и хвалиться на него ни из каких людей нет; да турки ж взяли Канев, а Корсунь сдалася, а идут под Киев, и только под Киев придут, так де слава возьмут, только об ратех здеся мало добра».
В донесении 8 октября И. Келлер сообщает новые детали военного поражения войск кн. Г. Г. Ромодановского: «Исход кампании <...> был так отвратителен, что невозможно его и выразить, в результате неумелого руководства упомянутого генерала несколько тысяч лошадей погибло от голода и поскольку большое их количество было брошено в реку, то от этого была заражена и вода, и воздух, и в армии началась эпидемия, повлекшая невообразимое число жертв и которая еще даже продолжается и сейчас».
Эти два независимых отзыва представляют атмосферу уныния и даже растерянности в Москве. Толпы прибывавших в Москву раненых довершали картину военного поражения, и власти были вынуждены принять чрезвычайные меры для их размещения. 29 сентября последовал указ «занять рязанское подворье из Оптекарского приказу для леченья ратных раненых <...> в Чиги-рине и под Чигириным на боях <...> тех, которые бездомные и учнут приходить на резанское подворье для леченья, лечить дохтуром и лекарем да их поить и кормить». Среди раненых было много командиров столичного гарнизона: генерал-поручик А. А. Шепелев, генерал-майор М. О. Кравков с сыном, семь командиров стрелецких приказов и т. д.
В письме 4 октября жена М. О. Кравкова эмоционально описала возвращение тяжело раненного мужа домой: «Привезли со службы великого государя из под Чигирина замертво, одва лежит на смертной постеле, што оборотим с боку на бок, то и есть, а сам ничем не владеет, ни руками, ни ногами».
Страдания раненых, горе семей погибших стрельцов - все это было перед глазами московских властей.
Нидерландский резидент внимательно следил в эти дни за их действиями. В письме 8 октября он сообщал, что по возвращении Двора из Флорищевой пустыни «несколько высших русских и немецких офицеров, принимавших прошлым летом участие в кампании против турок, были допущены к целованию руки его царского величества. Кажется, все больше и больше усиливаются обвинения против генерала Григория Григорьевича Ромодановского, и если эти обвинения оправдаются, то этот генерал рискует лишиться не только своих должностей и званий, но еще и потерять жизнь, если только вмешательство его друзей и родственников, а также пожертвования больших денежных сумм -способ имеющий здесь огромное воздействие - не помогут избежать этой опасности»; «очень возможно, - пишет далее И. Келлер, - что исход этой войны будет неблагоприятным и еще более пагубным».
На кн. Г. Г. Ромодановского обрушился град обвинений со всех сторон. В донесении от 5 ноября И. Келлер писал, что главный воевода «не предстал еще перед Двором, его друзья предпринимают все свои усилия перед его царским величеством, чтобы смягчить допущенные им ошибки и отнести их, с одной стороны, за счет его большого возраста, а с другой - за счет судьбы и превратностей войны. Большие суммы денег были тайно потрачены, чтобы люди сильно не распространялись о случившихся фактах, с целью спасти насколько возможно честь этой семьи. Сын упомянутого генерала, выполнявший при отце функции товарища или генерал-лейтенанта, его царским величеством разжалован, и ему приказано не показываться на глаза его царского величества, он подвергнется большой опасности, если появится здесь на публике, и с ним будет зло и грубо обращаться чернь и особенно жены убитых стрельцов, а это может даже привести к нарушению порядка и общественного спокойствия».